Самый подходящий момент осознать что ты неудачница — вечер 31 декабря

По всей квартире валяются осколки елочных игрушек и моего глупого сердца. За неделю до этого человек, с которым я встречалась три года, торжественно сообщил, что принял решение:

— Все, ухожу к тебе. Завтра поговорю с женой, соберу вещи и начну новую жизнь с любимой женщиной.

Любимой, как нетрудно догадаться, была я. И вот перестала ею быть, потому что утром 31 декабря он позвонил и торопливо сообщил:

— Зая, нехорошо будет, если я брошу ее прямо перед праздниками. Не по-человечески это. Все, давай, теща пришла. Люблю-целую. Созвонимся.

И я поняла — впервые с начала нашего мучительного романа — что он никогда не уйдет от жены. Принятые им решения ничего не стоят, как и мои чувства. Жена, теща, общие друзья — с ними нужно «по-человечески».

Со мной — как придется. Потому что «я ведь знала, на что иду». И еще «если ты меня действительно любишь, то подождешь». Ну и коронное «поступи я иначе, ты бы меня перестала уважать». Незатейливый и безотказный репертуар женатого мужика, достаточно блудливого, чтобы заводить любовниц, и слишком ленивого, чтобы часто их менять.

Итак, подводя итог: на дворе канун Нового года, а я прячусь в темной комнате и с ужасом жду звонка родителей. Признаться им, что мужчина, которого мои папа обозначает термином «женатая скотина», поступил в полном соответствии с мрачными мамиными прогнозами — невозможно. Только не еще одно унижение.

Год назад я бы стала писать «скотине» душераздирающие сообщения с прозрачным подтекстом «щас помру» или «щас загуляю» — в надежде если не отвлечь его от семейного застолья, то хотя бы сильно его подпортить. Он бы отключил звук на телефоне, а я бы открыла бутылку вина и села писать полное достоинства письмо о том, что мы больше никогда не увидимся. Уснула бы под утро, а вечером судорожно убирала бы квартиру, потому что он «вырвался на час и сейчас будет».

Но на этот раз что-то во мне надломилось. Не хотелось ни писем, ни сообщений, ни завтрашнего «часа». Хотелось елки, мандаринов и забыть последние три года. И от этого было еще горше. Потому что на этот раз умирала не я — умерли моя любовь и моя надежда, причем, и в отличие от меня, не демонстративно, а совсем по-настоящему.

Стараясь не слушать праздничный шум из соседских квартир, я вышла из дома и села в машину. Я собиралась поехать в единственный магазин, где в это время еще можно было купить елку. Пусть искусственную, пусть маленькую — но елку.

Дороги были свободны.

Как любая горожанка, я ненавидела пробки. Но эта чистая зимняя пустота вдруг заставила меня почувствовать себя сиротой: все накрыли столы, зажгли гирлянды и наводят красоту перед приходом гостей. А я еду неизвестно куда по ледяной пустыне, маленькая, зареванная и никому в целом мире не нужная.

Сквозь слезы я заметила на обочине мигающие аварийки. Кто бы это ни был, если он застрял на зимней дороге, не остановиться просто нельзя. Неудачники должны держаться друг друга, иначе как тогда жить.

Я притормозила. Вокруг здоровенного, невообразимо грязного джипа скакал мужчина в светло-бежевом пальто нараспашку.

— Что случилось? — спросила я.

— Понятия не имею, — мужчина злобно пнул колесо джипа. — Как назло, именно сейчас!

— Эвакуатор?

— У меня самолет через полтора часа! — чуть не плача, сказал мужчина. — Я специально из Питера ехал, чтобы отсюда улететь в Париж!

Это было, на мой взгляд, несколько странно. Но какое мое дело.

— Садитесь, отвезу вас в аэропорт, — предложила я. -Тут ехать пятнадцать минут, успеете.

Мужчина выхватил из багажника чемодан, с заднего сиденья — несколько помятый букет роз и резво запрыгнул в мою машину.

По дороге я узнала, что в аэропорту гражданина из культурной столицы ждет девушка: умная, красивая, лучше не бывает. Гражданин полгода общался с ней по интернету, у них любовь, и вот теперь они вместе летят в Париж, чтобы отпраздновать вместе Новый год.

— С учетом разницы во времени мы успеваем на пляс де Конкорд, — вдохновенно распинался гражданин.

«Да, — подумала я. — Ты точно не из моей лиги неудачников. Молодой, симпатичный, влюбленный и с билетами в Париж. Скорей бы от тебя избавиться и отправиться искать новых друзей. На городской свалке, например. С ее обитателями у меня больше общего».

Высадив мужчину у терминала, я рванула к выезду — и немедленно влепилась бампером в припаркованное такси.

Следующие полчаса окрасились для меня в цвета истерической веселости. Таксист по имени Сухроб — с Новым годом! — нудно выканючивал деньги, а я ждала приезда полиции.

В дверях терминала мелькнуло знакомое бежевое пальто. Гражданин с чемоданом и букетом роз, впорхнувший в здание аэровокзала на крыльях любви, брел на улицу с таким лицом, с каким Адам покидал чертоги рая. «Вышибли, значит», — без малейшей мстительности подумала я.

Подойдя к стоянке такси, изгнанник покрутил головой и увидел меня. Подошел и интеллигентно сказал:

— Еще раз добрый вечер. Что случилось?

— Это у вас что случилось? Разве вы не должны сейчас пить шампанское со своей девушкой?

— Ее нет.

— Не дождалась? — ахнула я. — Да вы опоздали всего-то минут на пятнадцать!

— Она вообще не пришла. Передумала.

Мне показалось, что страдальца следует как-то утешить. И я не нашла ничего лучше, как ляпнуть:

— Ну, может, она не передумала. Может, она… умерла, например.

Сухроб посмотрел на меня с ужасом и пробормотал что-то на родном языке.

— Она жива и здорова.

Я звонил ей. Она просто передумала. И забыла предупредить.

— Таварищ Мила, вы как хо-чите, а я поеду, — сказал Сухроб. — Новый год. Мине семья.

Я пожала плечами.

— Мине семья нет, поэтому я жду полицию.

— И мине нет, — поддавшись общему безумию, подтвердил питерский лишенец. — Так что я с вами.

Сухроб посмотрел на нас и почему-то сказал:

— Красивый пар.

И уехал.

Еще через полчаса все было кончено: протокол с участием «неустановленного объекта» -Сухроба мы не сдали! — составлен, документы для страховой компании получены.

— Что будем делать? — спросил страдалец.

— Познакомимся, может быть? Меня зовут Мила.

— Константин.

Я вздрогнула. Константин — моя «женатая скотина». Да что ж такое.

— Подвезите меня, пожалуйста, до города, — жалобно попросил лишенец. — И еще, извините, конечно, но у меня сложилось впечатление, что вам не с кем встречать Новый год.

И тут я позорно поплыла

Пока мы трепались о погоде и Сухробе, я держалась.

Но вот это «не с кем встречать Новый год» — оно добило. Я заревела. Не заплакала, а именно заревела — противным гнусавым басом.

— Три года! Я его так любила, а он… А я… А мне теперь что делать??

Пару минут Константин слушал мой бессвязный вой, потом осторожно вынул меня из машины, перенес на пассажирское сиденье, сел за руль и завел мотор. Откуда-то у меня в руках появились носовой платок и очищенная мандаринка.

— Какая улица? — деловито спросил Константин, когда мы выехали на шоссе, ведущее к городу.

— Ушлый вы какой, — всхлипнула я.

— Я не ушлый, а вам надо переодеться. Мы поедем праздновать Новый год к друзьям моих родителей.

Почему я согласилась?

Во-первых, у меня совсем не было сил спорить. Во-вторых, чего скрывать, мне было приятно впервые за много месяцев почувствовать деятельную мужскую заботу. Понятно ведь, что Константину, будь он хоть трижды брошенным, совершенно ни к чему возиться с незнакомой рыдающей теткой, которая обзывает мужчин «сволочами» и нудно гун-дит про свою испоганенную жизнь. Он просто не захотел бросать меня в Новый год. Наверное, он хороший человек. А значит, и родня у него неужасная.

Кое-как накрасившись и втиснувшись в платье, купленное специально для первой «официальной» ночи с «женатой скотиной», я вышла к Константину. Он поставил чашку с недопитым чаем на стол и очень серьезно сказал:

— Мила, вы такая красивая. Вам очень идет этот цвет — глаза у вас синие, как небо.

Мы снова сели в машину и поехали на другой конец города. Я смотрела на руки незнакомца, уверенно крутящие руль моего автомобиля, и отчего-то улыбалась.

У Константина зазвонил телефон, и сердце мое сжалось. Наверное, это его идеальная женщина в очередной раз передумала. Наверное, сейчас она позовет его об-ратно. И он поедет. Или останется, но будет думать о ней. А я в своем нарядном платье снова окажусь в темной квартире — без елки, без мужчины и без надежды.

— Нет, мама, улететь не получилось, — сказал Константин в трубку. — Мы с Милой едем к тете Свете. Немного неудобно, что мы без подарков, но она поймет. Мама, да бог с ним, с Парижем.

Я рад, что не улетел. Долгая история. Что значит — кто такая Мила? Это моя девушка.

— Вы прибыли в точку назначения, — услужливо сообщил навигатор.

— Наконец-то, — улыбнулся Константин.

С той ночи прошел почти год. Я спускаюсь во двор, сажусь в машину…

-Уверена, что не хочешь большую? — спрашивает Костя.

-Уверена. Большая елка будет в Петербурге. А здесь нам достаточно маленькой…